Время гладить кошек [litres] - Ринат Рифович Валиуллин

смеялась над тем, чего страшно боялась.

– Мне кажется, я больше плакала, чем смеялась.

– Надюша, какой же я был дурак. – Вдруг сверкнули слезы на глазах Феликса.

– Какой?

– Полный, круглый, набитый.

– Неважно, главное, мой, теперь ты только мой. Я никому тебя не отдам.

– Ты снова о моей свободе. Давай не будем о грустном, давай будем шутить и веселиться, как раньше это у нас получалось.

– Мне трудно.

– Где эти чувства, где это чувство юмора?

– Кажется, пока я здесь с тобой сидела и ждала, когда ты выйдешь из комы, я все растеряла. Может, под кроватью?

– Уже лучше.

– Нет, под кроватью одни шлюхи.

– Замечательно. А где Ксюша, что с ней?

– Она в коме, в другой клинике. Тебя как ценного ученого отправили сюда. Здесь лечат только больших шишек.

– Ты можешь присмотреть за ней. У нее совсем никого нет.

Это предложение поразило меня как ток. Я прямо подпрыгнула от напряжения. Что я могла ответить на это? Я молча кивнула и с того самого дня стала навещать еще и Ксюшу. Мыть ее и делать массаж.

– Ты с ней разговаривай, она любит поговорить. Мне мой доктор сказал, что в этом случае больше вероятности вернуть ее к жизни. И знаешь что, у нее прекрасное чувство юмора.

– Я пока не заметила. Но знаешь, вчера она открыла глаза, я как раз рассказывала про тебя.

– Ты серьезно? Значит, она очнулась?

– Не совсем, то есть совсем нет. Я тоже сначала было так подумала, аж вскрикнула от неожиданности. Позвала врача. Он сказал, что такое бывает, что иногда какие-то импульсы мозг посылает, но это только внешне, внутри она по-прежнему спит.

– Спящая красавица. Эх, мне бы ее поцеловать.

– Ты начал верить в сказки?

– После того как я узнал, из чего меня собрали, я верю всему. Слушай, может, ты ее поцелуешь?

– Ты с ума сошел, Феля?

– Да, как только встретил тебя, так и сошел. Ты же знаешь. Твои глаза смотрят на меня все так же любя, только это меня и спасло, ты главный мой врач, уж я-то знаю. Ты знаешь, я лежу весь закованный в гипс, но чувствую и вижу каждую твою эмоцию, все твои клетки, все твои внутренности. Сердце, которое бьется чаще, когда я смотрю на тебя, печень, которая вот уже который месяц отдыхает от шампанского, легкие, словно крылья, набирают воздух и хотят поднять тебя ввысь, но пока что я сижу на твоей шее, и им двоих не поднять, реки вен, по ним течет моя любимая горячая кровь, в ней недостаток сна. Тебе надо больше спать, Фортуна.

– Ни за что, мой соловей. Даже не уговаривай.

– Только ради меня.

– Я для тебя и так сделала больше, чем могла. Я никогда не целовалась с женщинами, тем более в коме.

– Вот и будет опыт.

– Опыты, опыты, сколько можно? Остановись уже, отдохни.

В итоге я все же поцеловала ее, это было нелегко, непонятно, неестественно, один раз, второй:

– Проснись дура! Ну, пожалуйста, очень нужно!

Боже мой, на что я пошла ради своей любви, разве мужчины этого заслуживают? Целовать другую женщину, которая одной ногой на том свете, – это просто безумие.

Я без ума от Феликса. Однажды он забрал мой ум и не вернул.

Мне казалось, что от моей заботы о Ксении зависит состояние Феликса, но она все равно не проснулась. Видимо, красавице нужен был принц, а не гений. Она действительно было красива, неумолима и совершенна в своем оцепенении, даже небольшая рана на лбу не портила этот образ, а являлась третьим глазом. А разговаривать я с ней научилась. Мне даже начало это нравиться. И я моталась на другой конец города от одной больницы к другой, как к психологу, которому мне необходимо было выговориться. Я рассказала ей о том, о чем никогда уже не скажу Феликсу.

Она действительно лежала тихо, как Спящая красавица, только вместо хрустального гроба – белая кровать. Внимательно ловила каждое мое слово.

Мы говорили несерьезно о серьезных вещах. Постепенно мы сдружились и стали даже доверять друг другу. Тайны. Скорее это было похоже на интервью, где я задавала вопросы и сама же на них отвечала.

– А родители тебя навещают?

– Нет, с матерью у меня сразу не задалось, еще с рождения. Ей пришлось сделать кесарево, она потом все детство на каждом пляже припоминала мне вину за этот шрам. С тех пор я ненавижу море. А мать просто завидовала мне, когда я начала расцветать, и всячески вставляла палки в колеса. Особенно в отношениях, унижала похлеще, чем некоторые мужчины.

– Тебя обижали когда-нибудь мужики?

– Практически нет, если не считать Феликса. Как бы сильно меня мужик ни обидел, я верю в вендетту! Всегда найдется женщина, которая отомстит за меня…

– Я думаю, все будет хорошо.

– В смысле – найдется еще какая-нибудь баба и отомстит?

– Ну что ты такое говоришь?

– Я больше такого не переживу.

– Да, по тебе прошлись будьте нате.

– По тебе тоже.

Любовник

– А где он сейчас, твой любовник?

– Погиб, по-глупому, можно сказать, я сама его сгубила.

– Как так?

– Памятник ставили на могилу моего мужа, так он вызвался помочь. Помог. Когда выгружали из кузова монумент, большой, во весь рост, трос порвался и мраморный Феликс обнял моего любовника вусмерть.

– Отомстил так отомстил. Видимо, ревновал.

– Я даже не знаю, чью смерть сильнее переживала. А потом успокоилась, сестра мне еще дочь подкинула, появились другие проблемы.

– Роковая женщина.

– Кто после такого не поверит в переселение душ? Феликс переселился в мрамор, лишь бы я принадлежала только ему.

– Заклятие маленьких трагедий. Прямо «Каменный гость» какой-то.

– Точно, Дон Гуан собственной персоной. Такой эгоист. Страшно подумать.

– Не думай, все проблема женщины – что она начинает думать за мужика. Подумай о себе.

– Я любила этот кусок таланта до последнего винтика, но не давалась, мне хотелось, чтобы и он меня прежде полюбил. Я увиливала от его объятий. Я четко понимала: выйди я за него, заведи детей, он бы сразу же заскучал, перестал расти и стал только моим… И вышла. А ведь это в мужчине главное. Раньше я даже подумать об этом не могла, хотя воображения мне хватало. Потом я стала искать того, с кем можно было бы зайти глубоко не только в отношениях, но и размышлениях. Интерес – он как масло в огонь любой, даже самой крошечной любви.

Белое, как стены, лицо Ксении понимало меня, как никто прежде. Даже шутки.

Я рассказывала